— Такая себе вилка, — Валера повернулся набок и подпёр голову кулаком, — ищешь где лучше, а приходишь когда в контору, там на трудовую смотрят. Бегунков не любят, проблемные! И похуй им, пьёш ты или вот так — за свои кровные. Покорные нужны.
А зароют меня. Во избежание. Может даже, с искренним сожалением в больших и грустных идишских глазах.
И оттудова — тикать! Вдоль берега чуть не версту пробежал, пока не остановился. Тогда тока штаны свои снял, и ну полоскать! Не только от сцак, но и от другого, што похуже, так вот. И даже не стыдно почти што!
— … как я его! Ты видел, а?! — Санька воробьём прыгал вокруг всей компании, время от времени снимая с глаза пломбир и слизывая тающее лакомство.
Несколько раз уступил дорогу господам на тротуаре, так и вовсе сошёл на мостовую, пока в морду не сунули, такому задумчивому и неуступчивому. Так, с краешку себе пошёл себе, пошёл, и ноги сами принесли меня до Сидора Афанасьевича.
— Да это всякий умеет! — И голос такой пронзительный, противный, на всю арену. Те сальто-мортале крутят, клоун кувыркается нелепо, и после с важным видом раскланивается. И всё время повторяет, што ето всякий сумеет.