Сёмка от удивления тоже бросил жевать и во все глаза смотрел на тёмно-зеленый, почти черный мундир с синими петлицами, блестящие унтерские басоны на красных погонах с цифрами — 138, но самое главное, на звенящий ряд полного банта георгиевских крестов и светло-бронзовую медаль за турецкую войну.
— А на практике, значит, нет? — резанув фабриканта острым взглядом, спросил новый знакомый.
— Весьма любопытно. И что же вы можете сказать по этому поводу?
— Хорошо, матушка, — с глубоким вздохом ответил гимназист и поплелся в детскую за инструментом.
— А теперь слушай сюда, — голос Будищева из насмешливого разом стал серьезным и даже каким-то грустным. — Я тебя за этим павлином самодовольным следить посылал не для того, чтобы ты и меня и всю свою семью под монастырь подвел. Делай, что тебе велено, и никакой самодеятельности, понял? И вот если мы все как по нотам проведем, то и дело сделаем, и сами не попадемся.
— Вы про мадемуазель Штиглиц? У неё случилось несчастие в семье.