— Плохо себя вел, и старший братец погрозил пальчиком, отстранил и приставил нянькой к новому директору?
Я попыталась уловить, о чем он говорит, потому что было очевидно, что разговор касается меня, вернее, детей напрямую, но мозг объявил забастовку. Сознание на последнем издыхании еще вылавливало отдельные “да” и “нет” и что-то вроде “немедленно”, но все остальное плыло и тонуло в густом тумане усталости. Даже холод не бодрил.
Родители тоже на связь не выходили. То ли не очень-то и хотели, то ли ждали, когда я пойму, что они были правы и приду каяться. То ли нежелание менять мнение появились во мне не из воздуха.
Я пыхнула паром на морозный воздух и гордо отправилась спасать охрану от колобчат.
Я вспомнила, что Елистратов еще в квартире бросил в сердцах это слово, я тогда об него споткнулась, потому что не поняла, но потом у меня эта деталь в памяти затерлась. А у Макса, получается, нет.
— Мне тоже, — доверительно сообщил Азор и горячо прошептал прямо на ухо: — Мы ей не скажем.