И это, пожалуй, одно из объяснений, почему здесь, в Чернорецке, мне было хорошо. Здесь у меня была семья, которую я создала себе сама. Здесь было всё, что я могла считать своим: дети, Адка, Макс, лес, который я посадила своими руками.
— Еще и полицию пригрозила вызвать, — продолжил перечень своих злоключений Мирослав, разбужу вашу совесть, Радомилович.
— Действительно, какие могли быть сомнения, что и Адка в списке психологически усыновленных!
Адка хмыкнула и нагнулась. Секунда, вторая — и непокорный замок сдался.
Возможно, в памяти просто слишком ярко сохранилось воспоминание о том, как он спас меня от насильников четыре года назад, и как хорошо и спокойно мне рыдалось на груди, обтянутой толстовкой с черепом. И забота, и безграничная нежность, перетекающая в жгучую страсть и снова сменяющаяся ласковыми невесомыми прикосновениями.
Небольшой взгорок, густо заросший лесом, перед крыльцом расчищено что-то вроде дворика, с которого улизнуть можно только в одном направлении, по каменной тропинке, а в другие стороны — не пустит колючая ежевика. Достаточно перекрыть этот канал, и можно не опасаться утекания колобчат от мамы с Адой.