Забывая от горя и ярости, кто он и в каком положении находится. Впрочем, а велика ли для него сейчас разница?
В центре иссечённой бетонной плиты, полной обломков и покореженного хлама, в котором почти не угадывалась былая роскошная обстановка покоев, одна великая любовь и глупость прижимала другую.
– Я сначала думал – все, белочка, допился. – Напряженно поддакнул его эмоции Долгорукий, продолжая тереть лицо. – Но что-то все складно написано…
– Я это знаю, – перебив, спокойно кивнул князь.
– Тогда давайте поменяемся, – мудро предложил ему Давыдов.
– Вино облил на пальто и ворот, на рубашку. А глаза трезвые, я же вижу. Все спланировал. – А затем помолчала и добавила с сочным акцентом. – Подлец.