– А что будет с вами? – Спросил Бердяев у Сталина. – Каковы ваши планы? Перспективы?
Шофёр повернулся и оскалился, не то пытаясь улыбнуться, не то запугать женщину. Но скорость сбавил, автомобиль поехал значительно плавнее.
– Как кукушата, – понимал Хрущёв, кивая головой.
– А чего их заводить, они сами заводятся как клопы, вот вроде этого, – товарищ Тыжных кивнул на Арнольда, – поп стоит, бубнит что-нибудь про Бога, а такой вот умный хохмит, да девок, да баб смешит, да всё по-тихому. Да всё о похабном. Поп слово, а он два, поп запоёт, а он козлом заблеет, и народ хихикать начинает, а поп всё думает: чего они ржут и не над ним ли? Бывало, что до хохота в голос доходило, вся церква смеялась. А иерей изводится. Бегает сам среди людей, дьяконов гоняет озорника искать. А народ на них глядя закатывается со смеху. Пока им кто-нибудь не укажет на балагура. А уж как найдут такого балагура попы, то уж тут били беспощадно, и в шею его и по мордасам, и сапогом в дорогу ему поддавали, да так, что летел он из дверей вперёд своего визга. Так потом еще и в церкву таких по месяцу не пускали.
– Михаил прав, – согласился Дзержинский, – мы не сможем долго поддерживать вас, сколько нам обоим осталось никто не знает, может год или два. И всё. Так что нужно торопиться. Мы понимаем, что тебе Серёжа будет в Ленинграде не просто, продержись там хоть пару лет, пока Коба будет работать тут. Не забывай, что Ленинград второе по значению место в СССР.
Это был настоящий мужчина, в светлом заграничном костюме, парусиновых туфлях, и почти белой шляпе с чёрной лентой.