И из него, поигрывая брелоком на серебряной цепочке, вылез гражданин с жёлтым лицом. Размял затёкшие ноги, потянулся и пошёл не торопясь в здание. Настроение у желтолицего человека было прекрасное. Он рассчитывал на хорошую награду за свою расторопность и за свою сообразительность. Он знал, что Толмачёв не скупится на награды. А наградить его было за что.
– Бери, – милостиво даровал право на Ракель Самуиловну своему шофёру уполномоченный по закупкам. – Только не долго.
Яшка, малость удивлённый, и вообще ничего не сказал. Стоял рот раскрыв.
Холод воды его чуть успокоил, он стал дышать спокойнее. Товарищ Аджания закинул грязную гимнастёрку под ванну, надел чистую, выглаженную, которую хранил тут, в ящике. Оправил ремень и поглядел на себя в зеркало. Он был безукоризнен. Он вышел из ванной комнаты, даже не взглянув на труп оперативника. Дверь запер на ключ и пошёл к себе в приёмную готовый к борьбе за своё будущее.
Ракель Самуиловна сидела в машине глядя себе на колени. Шляпка с вуалью закрывала почти половину её прекрасного лица. А товарищ Тыжных сидел за рулём нахмурившись, и сдвинув фуражку на затылок. Московские улицы были забиты транспортом, гужевым и моторным, звенели трамваи и суетились граждане пешеходы, отчаянно пытаясь погибнуть под колёсами. Что думала товарищ Незабудка, Свирид не знал, а сам он старался не думать, любые размышления сразу возвращали его к мысли об Арнольде, он просто искал почту, чтобы оттуда позвонить товарищу Эгунду. А потом он собирался отвезти Ракель Самуиловну к себе. В свою коморку, пусть может и убогую, в которую стыдно привести женщину. Где вместо умывальника с горячей водой и ванной – ведро с водой и таз, где нет кровати, а только солдатская тахта из ящиков, накрытых шинелью. Где на маленьком столе вместо скатерти вчерашние газеты, которые можно читать во время скромного ужина. Но за то это место было абсолютно безопасно.
– Ага, он. – Кивал Свирид, беспощадно уминая свою незатейливую еду.