– Ну, нет, дорогой мой товарищ Свирид, – ласково улыбаясь, заговорила Ракель Самуиловна, – только в мягком, иначе я за восемь суток с ума сойду.
Да, уж: если бы это не была смерть собрата и члена семьи Шалва Семёнович смеялся бы над этим дураком.
– Значит, жабрей нарвался на вас, – теперь товарищ Артузов говорил с Ракель Самуиловной, – а вы оказались из эсеров, товарищ…
– Пейте, – строго сказал Ракель Самуиловна, и налила ему в чашку сливок, и кинула туда кусок сахара. – Размешайте сахар.
Когда дверь за Владимиром Николаевичем закрылась, Шалва Семёнович поднял трубку. Теперь дороги назад не было, теперь ему во что бы то ни стало, нужно было услышать голос Зиновьева.
А вот первая пуля Тыжных сразу попала в цель, она ударила Мадьяра в грудь, а вторая в голову, в лоб, да так, что кепка подлетела под потолок. А сам Мадьяр рухнул и сполз по стене замертво. Третью пулю получил тяжело встающий с пола и заливающий всё вокруг своей вонючей кровью Жирный. Пуля ударила его в грудь, но он как будто не заметил этого, продолжал вставать, опираясь на стену, тогда Тыжных влепил ему пулю в голову. На лбу у Жирного появилась дыра над левым глазом. Но и это не остановило великана. А тот закрыл дыру огромной ладонью и с удивлением смотрел на Свирида правым глазом.