Он был не голоден, и совсем не хотел её, но ритуал уважения к матери своего первенца Шалва исполнил, он разгрыз и съел её голову. Остальное есть не стал: старое мясо, почти сухое, без жира. Вывез его за город и закопал.
Они прошли по коридору мимо горой лежащего Жирного и привалившегося на стену Мадьяра.
– Пришлось в кармане штанов дырку проковырять, а то наган из кармана торчал, малость. А так, ничего себе костюм, приличный, но вот не знаю, даже, уж слишком он буржуйский, меня бы в деревне в нём не признали бы.
– Брешешь, не спросишь, – Тыжных даже остановился, ухмылялся.
– Идите, и будьте внимательны, товарищи. – Сказал товарищ Артузов.
– Звали, Владимир Николаевич? – Тяжёлым басом спросил он.