– Юродствуешь, Чапа? Ты бы бросил свои каторжные привычки, – холодно сказал человек за столом, – я ведь забуду, что мы вместе с тобой чалились, я заберу у тебя удостоверение, и отправлю тебя в ДОПРЗак, заскучал ты, я вижу, по казённой шконке и вкусной тюремной пайке.
– Нет, – твёрдо ответил товарищ Артур, – понимаете, товарищ Катя, наша задача сделать так, чтобы ящеры знали как можно меньше о том, что мы хотим знать о них как можно больше. Сейчас у нас только две задачи: Спасти вас, и выяснить к какой семье принадлежал этот ящер. И всё. Поэтому мы сейчас уйдём из этого дома, а наши сотрудники его сожгут. Чтоб никаких следов от пребывания ящера в нём никто другой не нашёл. Никто не должен о нём знать.
Сначала ничего, словно она заснула. Только сыро было лежать, и страшно болели ноги, даже сквозь этот сон. И ещё что-то больно упиралось в живот. Она открыла глаза. И сквозь туман увидела огни.
– Бердяев. Николай. – Протянул руку Сталину.
Она сидела на своём бауле курила, и поглаживал его по лицу. А он сидел рядом на земле. Они оба молчали, она чуть улыбалась, он застыл с миной лёгкой обескураженности на лице. Её чуть-чуть задевало то, что он ничего наговорит ей, сидит как сыч днём, с выпученными глазами и всё. Ну, хоть какая-то реакция должна быть у этого мальчишки. Понравилось ему или нет, не говорит. Остекленел.
– Нужен, конечно, нужен, но у меня нет больше людей с опытом, которым мы сможем доверять. – Соглашался Сталин.