– Анфисой, конечно! – В Катькином голосе звенела уверенность. – Анфиса, кс-кс-кс!
Таська пережила мать на полтора месяца. Похоронив ее, она отправилась в отпуск – и в запой, из которого уже не вышла. Помянув мать на сорок дней, она заснула с сигаретой во рту. Высушенный летней жарой дом вспыхнул, как поставленная за упокой свечка.
– Вы ко мне? – спросила я упавшим голосом.
– Пока вы их помните, они живы. Вы их последняя возможность жить. Ведь вы с ними разговариваете?
– Спасибо. Очень красиво. А что это значит?
Таська, маленькая, сухонькая, прокуренная насквозь, с колким взглядом почти бесцветных глаз и грубыми татуировками на цыплячьих ручках. Мой первый учитель, поставивший мне навыки поведения с душевнобольными – жесткими методами, зато навсегда.