– Мам, Дашка пошла гулять. Ей кто-то позвонил, она долго красилась и надушилась твоими духами!
– Бабка и говорила: я-то их живыми помню, а умру – и все их забудут, как и не жили на свете. Жениться не успели, детей не оставили, так хоть ты их помни. Но я тоже не вечная. Писала в архивы: о старшем так ничего и не известно, младший под Варшавой в братской могиле лежит. Для своих ничего сделать не могу, а тем, кто здесь полег, могу хоть эту доску поставить. Может, и моим кто лишний раз цветов принесет. Этих всех тоже помнить некому.
Но и мстительной радости от вида того, во что превратился Антиной, я не испытывала. Важно только одно: с Дашкой ничего не случилось, она дома и ничего не знает. И не узнает – по крайней мере, от меня. Какие-то слухи будут, но и только…
– Болезнь такая, заразная… Да что ты не спишь, егоза?
– Выход через полчаса! – объявила я и положила Максу утреннюю порцию каши с мясными обрезками.
– Лидия Ивановна, я не сильно зареванная?