Я нашарила в сумке упаковку спазмалгона, вытряхнула содержимое и на внутренней стороне картонки вывела печатными буквами два слова.
Мобильник Антиноя лежал в кармане джинсов. Я отключила его, сунула в карман своей ветровки и застегнула «молнию». А это что? Пакетик, в нем серо-зеленый порошок – примерно столовая ложка. Я осторожно открыла его, принюхалась и положила обратно. Так и есть, красавчик запланировал хорошенько оттянуться, и это лишняя ниточка для следствия, ведущая в никуда.
– Не поняла. Мы же о цене вроде договаривались.
– Для Чопика! Она поймет. Купи какой-никакой ошейник и покажи ей. Она все сделает, что скажешь.
Похоже, безразличие ей дорого давалось. Хорошенькая и веселая, умница Элька Дашке нравилась. Любящие родители-греки назвали дочь Элладой, но никто ее иначе как Элькой не называл. Пробовали называть Ладой, но за этим именем стоял образ русой голубоглазой славянки в цветочном венке. Смуглая, кареглазая, курчавая Элька этому образу никак не соответствовала. Дашке он подходил больше, но та стала Дашкой еще в моем животе. Не Дарьей, не Дашенькой. Дашкой – скрытной, упрямой, сильной и надежной. В этот класс они пришли одновременно, два года назад. Элька вписалась в стаю легко, она была своя, местная. А Дашка – нет. Она и сейчас оставалась в классе сама по себе, и это ей, похоже, давалось все тяжелее и тяжелее. Еще бы, пятнадцать лет, переходный возраст…
Я посмотрела на Романа, стоящего чуть сзади Золушки. Он молча опустил веки – финансовые вопросы улажены.