Я не успела отключить телефон, и он зазвонил у меня в руке.
Но умудренную жизненным опытом таксу на бобах не проведешь. Макс завалился на спину и подставил мне пузо. Когда я попыталась не отреагировать, он заколотил по полу хвостом и звучно чихнул от поднявшейся пыли. Угрызения совести (вторую неделю полы не мыты!) растаяли от собачьей улыбки, и я взялась чесать подставленное пузо, приговаривая: «Вот за что его любят?»
По-моему, он с сожалением оторвался от игры и неторопливо поднялся с шезлонга.
Я ничего не могла надеть, кроме полотняных брюк, а они у меня единственные. Как тщательно ни брей ноги с утра, к вечеру шерсть опять пробивается густой рыжей порослью. Она поднялась уже до середины голени, не давая надеть платье или юбку. А еще я продолжала худеть, хотя ела как портовый грузчик. Все съеденное куда-то девалось, «как в провальную яму» – так, кажется, выражалась Прохоровна? Через полчаса после еды голод возвращался. Я потеряла почти три килограмма, брюки едва держались на бедрах, и я рисковала оказаться без штанов посреди улицы или на приеме.
Повинуясь ему, я взяла бутылку за горлышко, а его здоровенная лапа легла поверх моих пальцев.