Васильич слегка притух. Он-то, конечно, имел в виду, что муж пришибет меня. Но представил себе другой вариант развития событий и поскучнел.
Я росла, зная, что работают – в больнице, госпитале, роддоме, клинике. О том, что бывает другая работа, я слышала, но не очень верила. Ведь даже тетя Крыся, закадычная бабушкина подруга, и та работала в роддоме. Его они и вспоминали, когда тетя Крыся заходила к нам. Они с бабушкой пили кофе, играли в «ведьму» или «пьяницу» и говорили про поворот на ножку, про тазовое и поперечное предлежания и про другие непонятные, но интересные вещи. Иногда они переходили на какой-то другой язык, который я не понимала, шипящий и поскрипывающий, хохотали как девчонки и толкали друг друга локтем в бок.
Старуха молча протянула руку, и я вложила коробочку в корявую ладонь, похожую на птичью лапу. Пальцы сомкнулись, и рука на несколько секунд повисла в воздухе. Прохоровна открыла коробку, поднесла к носу флакончик. Потом неловко открутила пробку и принюхалась.
У меня получилось. Та радость, которая половодьем залила меня вчера, сделав легкой, как пузырек в шампанском, помогла совершить шаг к тому, чтобы остаться собой.
– Здесь остальное, как договаривались. Пересчитайте, пожалуйста.
– Мне нужно подумать. Дело в том, что я сейчас тоже… в командировке. Длительной. Я перезвоню.