Некрасов, Блинов и Тагала смотрели на меня, как неведомую зверушку, а народ в трактире орал: «Любо!!!»
Минут через десять в комнате появился вызванный девками Сычёв со своим неизменным саквояжем. Мы с Романом, чтобы не мешать и не раздражать приходящих в себя казаков, оделись и вышли на улицу.
— Что скажешь, Афанасий? — атаман повернулся к старому Аленину. — Смог бы твой внук за 400–500 шагов из карабина четырьмя выстрелами попасть в четверых скачущих всадников? И не просто попасть, но и убить?
От моих слов в глазах Ромки Селевёрстова стало разгораться пламя ненависть, да и Вовка Лесков, который смотрел в сторону лагеря хунхузов, вслушиваясь в лес, непроизвольно сжал рукоятку кинжала, висящего на его поясе, так что костяшки побелели.
— Ну, тогда, Ермак, меня жаба больше твоей душит! — хохотнул Тур. — Коней берём?
— Нет, дядя Петро, не понимаю. Просто запомнил, что Сычёв говорил.