Он переводит взгляд туда, где лежит моя единственная подруга. Смотрит долго, кажется, целую вечность. Затем отпускает меня, пересекает расстояние до нее, садится рядом, склонив голову набок, и выразительно кивает на нож в ее руке.
– Нет, я не стану жаловаться, – перебив женщину, хмуро уставилась на забавлявшегося все это время Боннера. – Зачем ты заставил ее открыть мою каюту?
Мы вяло наблюдали за процессом, отчего-то совершенно не нервничая. Подумаешь, рассыпали мелочевку – соберем. Позже.
Боннер присмотрелся, поводил длинными пальцами над фонариком. Потом поднял и включил его, снова прислушиваясь к себе и, видимо, понимая, что я говорила правду.
– Иногда ему нужно уединение, – чуть подумав, ответила она. – Кто-то обращается с просьбами, или он сам находит что-то «невероятное, потрясающее, превосходное» и тогда зарывается в древних книгах и свитках, читает, записывает что-то, ведет себя как помешанный… В эти дни, а иногда и недели Коула просто нельзя трогать, остается только ждать его возвращения в наш бренный мир.
– Я не привыкла бегать на каблуках, да еще и с чемоданом! – огрызнулась в ответ, прожигая спину адвоката голодным ненавидящим взглядом.