– А поле вокруг? – уточнила я, увидев неподалеку трехэтажный особняк и несколько построек поменьше.
И только я хотела высказаться об этом вслух, как заметила стеклянный взгляд Адама. Некромант смотрел вокруг и не видел, потому что был очень далек от настоящего. Я знала такое выражение лица… Так мама вспоминала наш домик на юге, листая старые фотографии, загруженные в визольбомы. Только она при этом улыбалась тепло и искренне, а Боннер сжимал челюсти и вздыхал так, словно вернулся в тюрьму, а не домой.
– Как покатался? – спросила она, так яростно мешая овощи, что часть их высыпалась на плиту.
Теперь мы снова мчались где-то по пригороду, мимо величественных гор, забираясь все выше и все дальше от Афула-аль-Бад. И именно сейчас проезжали укромную бухту, буквально врезавшуюся в скальный массив. Море цвета лазури, гонимое усиливающимся ветром, нападало на высокие берега, чтобы, встретившись с ними, тут же успокоиться, набраться сил и повторить все сначала. Я замерла от восторга, а Боннер слегка сбавил скорость, понимая мое состояние. Он по-прежнему не говорил со мной, но иногда косился, и краешек его губ слегка дергался, будто некромант прятал улыбку.
– Я знаю, сколько им лет. – Увернувшись от еще одного поцелуя, уже в шею, поймала взгляд Адама и, хмурясь, продолжила: – Столько же, сколько лет Мари. И ты стал ей отцом, привязав ребенка к себе, а потом уехал по просьбе Донны. Потому что из-за тебя она не могла стать ближе к собственной дочери. Уж не знаю, как она тебя уговорила, но подозреваю, давила на жалость. Только это абсурд – так поступать с девочкой.
– Да. Первый год мы пытались сделать все, чтобы она осталась дома, но дар усиливался… В конце концов Адам забрал ее в «Гнездо» и какое-то время жил там, устроившись преподавателем. Она его обожает.