Я хмыкнула. Ай-яй-яй, я ведь дала свое честное благородное слово, что за пределы столицы без разрешения «ни-ни». Что, не верят, что ли? Обижусь и заплачу! Впрочем, маяк, вроде как, работает на пересечение границы, а не на отслеживание перемещений. То есть, если я выеду из города, они узнают, а если пойду в магазин, провалюсь в канализационный люк и утону там, то черта с два меня кто-то найдет.
— Меня зовут Рой Стивенс, я ветеран, воевал в ополчении, защищая своих близких и свою страну, попал под темномагическое проклятие и каждый день терплю боль — у нас проклятие можно только купировать, а лечение за границей я себе позволить не могу. Я прошу вернуть дозволенный уровень темномагического воздействия в границы тридцать седьмого года.
Теперь машина уверенно мчала по бульвару, за окном, отражая солнечный свет, мелькали витрины, и я испытывала внутренне небывалый подъем. Все же прав был Генри Тайлер — все не так плохо, как могло бы быть!
— А ты и рад стараться. — Том задохнулся от возмущения, а я упрямо продолжил: — И вообще, Лиза все равно собирается уехать из страны. Уж до самолета я ее как-нибудь уберегу.
Ну, носорог, что возьмешь! Мое тело, в свою очередь, отреагировало с энтузиазмом: грудь заныла, внизу живота сделалось жарко и томно…
Дверь в гостиную была приоткрыта, и я добрых полчаса, как идиотка, исходила ядом, наблюдая, как Белла (никогда мне это имя не нравилось!) прилежно испытывает на Тернере все женские средства обольщения, как по учебнику.