Или еще какую местную гадость. А что, суешь руку, а тебя жалят… и конец… и если бросили на дорожку, то… пугали… и напугали. Колени трясутся, в голове шум, а я… я все равно запихиваю змею в сумку и говорю, говорю… я в жизни столько не болтала.
– Вот, – только и сумела сказать я, раскрыв сумку. – Нашла…
Я возвращалась с занятий в компании мастера Витгольца, который то ли охранял меня от неведомого супостата, то ли присматривал, чтобы в очередное дерьмо не вляпалась, но довел до двери. А когда я, оную дверь открыв, издала сдавленный писк, решительным рывком отбросил меня к стене.
Ага, то есть у меня имеется не только очаровательная мачеха, но и пара сестриц. Я поерзала, пытаясь отрешиться от нехороших ассоциаций.
Следовало признать, что здешнее обучение весьма и весьма выгодно отличалось от принятого в моем мире. Муляж, во всяком случае, был почти неотличим от настоящего человека, поэтому меня не покидало странноватое чувство иррациональности происходящего.
Моя, если подумать, сестра… то есть биологически сестра, а по местным законам – посторонний человек с непосторонней глухой ненавистью. Мелисса скрывала ее, то ли опасаясь, что мастер не потерпит разборок в своем госпитале, то ли просто по привычке прятать более-менее человеческие эмоции, но я ощущала эту ненависть рыхлым черным облаком. Иногда оно было маленьким, с половину кулака, а порой разрасталось, окутывая всю хрупкую фигурку Мелиссы… и тогда ей становилось тяжело дышать.