Витгольц вытащил из сумки плед, встряхнул, избавляя от крошек, и разостлал на снегу. Сам сел, а потом потянул ее, а она не стала сопротивляться.
На то, что открою дверь и окунусь в аромат корицы? Мама по субботам пекла булочки с корицей… и услышу, как она напевает, а потом увижу папины тапочки, смешные и растоптанные, которые давно пора было выбросить, но он не позволял. Говорил, что только в них ноги не мерзнут.
И снова… булочная мастера Ульгриха, который давным-давно отошел от дел, сказав, что всегда мечтал стать пекарем, но дар и родительские надежды… и вправду, что ли, открыть? Не булочную, конечно, этакого мастер Ульгрих не потерпит, а вот собственную пасеку…
Грязная тряпка одеяла стыдливо прикрывает ночной горшок. А в полу дыра имеется, полагаю, для канализации… как-то вот… неуютненько. И груда костей у дыры не добавляет душевного спокойствия. Череп темный, вони не слышно, значит, или лежат эти кости давненько, или вообще куплены антуражу ради в местном магазине полезных товаров.
И главное, я подчиняюсь, хотя, видят боги, я в жизни никому не подчинялась. Но тут… колени дрожат, и руки тоже, и кажется, я сама развалюсь на части.
Он вообще отказывается встречаться со мной, чему я несказанно рада…