– Нет их. Один с немцами воевал, подпоручик войска. Погиб. Второй к вам попал. Жив или нет – не знаем. Дочери с внуками ко мне перебрались. Тут тише, людей, почитай, совсем нет.
Удачно. Никто по мне не стрелял, ни свои, ни чужие. Видимо, группа, совершившая налёт, сразу ушла. Пробираясь через заросли в сторону леса, я думал. Судя по почерку, мне повезло увидеть в действии группу подполковника Ильи Старинова. Или не его, но им обученную. И я вспомнил, как докладывал Сталину о Черняховском. Придя потом в гостиничный номер, начал вспоминать о других. В том числе и о Рудольфо. Так Старинова звали в Испании.
Поздно ночью я вошёл в пустую квартиру, разделся и прошёл в гостиную. Тускло и гулко. Где же ты сейчас, моя Натали. Натали-Наташенька. Без тебя этот, ещё недавно любимый дом давит на меня, как крышка гроба. Я переоделся в полевую форму и вышел. Ночевал в кабинете в штабе. Так и пошло. Домой я приходил поменять бельё или что-нибудь взять. Если ночевал, то только на диване в гостиной. Спать одному в спальне не было сил. Заодно повышал боеготовность, хрен тут расслабишься на службе, когда командира приносит нелёгкая в любое время.
– Товарищ майор, начальник гарнизона просит вас подъехать в обком.
Ночь, луна, блеск воды. И я начал петь. «Вечную любовь» Азнавура. Он, правда, ещё не стал известным, но я об этом как-то не подумал. Песня, да ещё в таком антураже, сказала Натали больше, чем я смог бы выразить словами. Я понял это по тому, как её плечо коснулось моего, а рука, раньше безвольная, доверчиво оперлась на мою руку.