На том мы и распрощались. Не знаю, как Ольга Михайловна, а я был доволен случившимся разговором. Он один хрен назревал. Так что где-то я даже был благодарен Яне Феликсовне. Если что – не буду на нее Глядею насылать. Грынушей ограничусь. Все-таки слепота – это очень страшно. Хватит с нее и стремительно прогрессирующей грудной жабы.
– Евгения, – укоризненно произнес Олег Георгиевич. – Мне за тебя стыдно!
Одно хорошо – мешать моему уходу не стал. Знай злобно сопел, пока я выковыривал «симку» из телефона, да бросил мне вслед ругательство, когда я за дверь вышел.
Офигеть. У них, оказывается, тоже есть ротация. И самая фишка будет, если его сюда за провинность сослали какую-то, с понижением в должности. Может, он квартальный план по душам не выполнил? Или, к примеру, развалил работу на вверенном ему объекте? Хотя нет, последнее это вряд ли. Думаю, и в те давние времена, когда в городе Париже еще существовали цеховые отношения, он был целеустремленным работником, направленным на результат.
Впрочем, может я не прав. Возможно, грусть на нашего руководителя нагнали не кадровые перестановки, а другое событие. Буквально за день были освобождены три кабинета в левом крыле, из-за чего валютчики, кредитники и часть бухгалтерии теперь в буквальном смысле сидели друг у друга на головах. Даже помещение архива – и то заняли, предварительно распихав папки из него по всему банку. Там теперь СВКшники сидели, чихая от накопившейся за годы пыли, виртуозно матерясь и поминутно обещая «вот прямо сейчас пойти и заявление написать».
Мезенцева подошла к шкафу, где на одной из полок стояла так и не убранная фотография Светки.