Мысль моя скаканула от времени линейного ко времени субъективному, и циферблат потек, размякая, как на картине Дали.
– Сказали, что не из Комитета, – с напором ответил Алик, пытаясь углядеть что-то в темной щели между уходящими вверх пролетами. – Врать – нехорошо!
Нет, голос-то его я знал. Было понятно, что подвох уже близок.
Пока сидящие в парламенте оппортунисты Берлингуэра («Ах, как хотелось бы всадить несколько пуль в брюхо этого розового буржуя!») голосуют за законы о росте налогов и снижении заработной платы, на закипающих улицах в полицию все чаще вместо прежних яиц и шариков с краской летят бутылки с «коктейлями Молотова». А позже, под покровом темноты, в беспощадных рукопашных схватках с фашистами проходит школу ненависти левый молодняк. Трещат под ударами кастетов кости, поблескивают отведавшие крови клинки, и багровеет асфальт.
Небо опять принялось выдыхать влагу, но мне по-прежнему было здесь хорошо.
– Алло, Ганс? У меня есть для вас чудесная новость…