Говоря по чести, Мишка не знал, какая молитва должна предшествовать судебному разбирательству. Начала суда на епископском подворье он не видел, поскольку был вызван для допроса позже. Но поскольку в шестнадцатом псалме были слова: «От Твоего лица суд мне да изыдет», Мишка счел этот текст подходящим, тем более что никто из присутствующих в школе отца Михаила не учился и вряд ли мог уличить его в невежестве.
Из Лавра словно вынули душу. Целыми днями он сидел в кузнице, бездумно перебирая железки, на обращенные к нему вопросы отвечал односложно или вообще не отвечал. Попытка деда поговорить с ним, начавшаяся с ласковых слов и утешений, постепенно перешла в крик и ругань, да так и закончилась. Понять его горе, конечно, было можно: Татьяна родила мертвого младенца уже второй раз, а еще один его ребенок, которому не исполнилось и месяца, умер во время предыдущей эпидемии. Но вот то, что он за два дня так ни разу и не подошел к лежавшей после тяжелых родов жене, Мишку откровенно покоробило.
– Уже легче. – Мать приоткрыла глаза. – Рыжуха отдышится немного, и поедем.
– Вижу, что не поняла. Это не для лечения и не для убийства. Это для полного подчинения. А с тем, кого ты под себя подмяла полностью, ты можешь делать все, что захочешь: вылечить, убить, сделать рабом, заставить других убивать – все, что захочешь!
– Значит, отец Михаил еще года два прожить может?