Даже не знаю, что его сильнее ткнуло — обгорелая звезда на полу, скелеты с поднятыми забралами у дверей, смятая постель, которую я закапал кровью из своей руки, дым коромыслом или Питер в распахнутой рубахе. Или — всё разом. По-моему, дурачина решил, что я собираюсь принести Питера в жертву нехорошим силам — прямо в гнёздышке его супруги.
— Да ладно, государь, — говорит, садясь верхом. — Обойдусь как-нибудь так… А этот хлыщ — не Клод, и нечего цепляться. Помру когда помру, не его дело.
— Господин Князь, скажите этому, чтоб не вязался ко мне! Ему сказали в замок лететь, а он тут застрял, спасатель, подумаешь… — и покосился на меня, узнать, на чьей я стороне. Я с удовольствием отметил, что он вовсе не испуган.
Я взглянул ему в лицо — и нехорошо вспомнил Беатрису. Если бы не тот месяц сплошной похоти, разве я подумал бы то, что подумал?!
Дядюшка так расплылся… И кузен Вениамин улыбнулся мне сердечно — впервые в жизни. И я подумал, что хорошо быть умирающим — все тебя очень любят напоследок.
Как будто я в каком-то странном месте вроде подземелья. Но в нём сад. Мрачный, полутёмный, и над деревьями, вижу, вроде бы, каменный свод. И по этому саду верхом на белом крылатом коне ко мне едет Магдала, а рядом Нарцисс ведёт коня за узду. И они, кажется, живые, но усталые, бледные — и на меня смотрят грустно.