Почему она так веселилась, я понять не мог, но решил, что спрошу потом. Пока нужно раскинуть камушки. Вместе с новыми, конечно, посмотреть расклад.
– Ну, ну, – приговаривал я, отпихивая лошадиную морду, – что это ты так раздухарился? Всегда был спокойным, а тут ишь ты, просто жеребенок игривый! И не наступай мне копытами на ноги, сапоги и так каши просят!
– Посидели, выпили – у меня фляжка была, у них тоже кое-что нашлось, – продолжил я, – а потом старший и спрашивает: а что это, странник, у тебя в седельных сумах? Я говорю, да почти пусто там, для коня кое-что осталось да мне пожевать. А если проверим, спрашивает? Да тебя потрясем? А у меня, как назло, кошель на поясе… – Я вздохнул. – Ну вот и проверили и потрясли. Их трое, я один, видишь, раздели, чуть не нагишом бросили, кошель отобрали. Хорошо, я коня расседлывать не стал, да вдобавок не привязываю я его, он у меня ученый. Свистнул, он и сорвался в галоп. А то и вовсе бы на своих двоих ковылял! Побили меня маленько да бросили в овражек. Я выбрался и, поверишь ли, чтобы срам прикрыть, пугало огородное раздел! – Что и говорить, история с Эррисом пришлась как нельзя впору. – Коня по следам нашел – ну да он на свист идет. Только, видишь, по этим ухабам-буеракам подкову чуть не потерял. Хромает, перековывать надо. Есть у вас в деревне кузнец? Я б отработал!
– Хочу и поминаю, – пожал я плечами. – Он мне ничего дурного не сделал, так чего ж его обижать? Он к нашему брату всегда справедлив был, все так говорят…
– Хорошо, приглядывалась, только все вместе не сразу сошлось! Север, ты что умолк?
Если бы я не знал наверняка, что оборотни не умеют плакать, я мог бы поклясться, что видел влажный блеск в глазах Хадрисса.