– Я давно вас знаю, сударь. У в… вас имеется для меня какая-то роль. Будь я так б… бесполезен, вы бы отослали меня без вопросов.
Он рассказал о грамоте и «Голосе Короны». Владыка слушал без внимания, рассеянно ковырял штрудель десертной вилкой.
На миг он глохнет. Звуки, лица, копья смешиваются в кашу. Эрвин опускает меч, не целясь. Клинок тут же бьется в преграду, чуть не выпадает из руки. Кто-то вопит, исчезает из виду. Дождь проминает шеренги, крушит копытами. Сразу два копья тычутся в доспех, Эрвин рубит наотмашь. Куски, брызги. Он бьет, не разбирая, но всякий раз клинок врезается в плоть. Слишком густа человеческая каша – не промахнешься.
Джоакин увидел слуг, что выводили из пожара ошалелых от ужаса коней. Бедные лошади ржали и брыкались; у одной горела грива, и слуги пытались накрыть ее попоной; другая вырвалась и понеслась по двору, раскидывая людей. Нет уж, свою кобылку я не оставлю в беде! – решил Джоакин и ринулся к конюшням.
Он зашагал прочь. Епископ Месмери еще долго не мог двинуться с места, все глядел на северян с отчаяньем и ужасом на дрожащих губах.
– Один стыд, а не испытание, – процедил рыцарь. – Вот у нас, на Севере, если жених хочет завоевать сердце девушки, то должен скрестить мечи с воином невесты. Если она любит парня, то выставит бойца послабее, а если не слишком пылает, то выберет самого сильного из своих вассалов. Тогда жениху придется несладко.