Но Михаил вдруг завертел головой, уставился на гостиницу.
Старушку-мать Альберт Ефремович связал, очевидно, сразу после смерти. Связал очень крепко, по рукам и ногам.
У нас, очевидно, тоже разума не осталось.
– Зато ты любишь говорить всё заранее, – буркнул я.
Родственники, желающие держать своих восставших поблизости, а не отдавать их кваzи.
От растерянности я словно затормозил, повернулся плавно и неспешно.