Пупица Сявочка экспериментирует со своей окраской. Она пытается придать своей ладошке тот оттенок розового, который ей мерещится. Почти получилось — но она не учитывает освещения. Под беспощадно-жарким лучом студийного прожектора она полиловеет.
Обезьян посмотрел на козла, что-то прикидывая. Септимий напружинился, приготовившись к прыжку или уходу под стол с последующей попыткой отхода. Шансов на это было мало, но попадать в лапы нахнахов живым он не собирался в любом случае.
— Я имел в виду память, — заметил Король. — Ты же знаешь, при… — он прищёкнул пальцами, ловя слово, — при реактуализации воспоминание перезаписывается.
Овца дёрнула струну, другую. Струны зазвенели — здынь, здынь, здынь. В затылке Буратины это отдавалось как «буц, буц, буц».
— Вот-вот-вот, «что-то такое», — Мирра недовольно дёрнула шеей. — Ладно. Ты у меня заучка, так что объясню тебе это математически.
Что-то прекрасное начиналось там, вдалеке — но всё ближе, ближе. Что-то чудесное сияло, наступало, всходило — неземной восторг, от которого кружилась голова и сладко щемило в груди. Базилио потянулся к этому сияющему счастью и проснулся.