— По форелевой реке мы плывём на лодочке! Мой хуец в твоей руке, а в моей — сто водочки! — блажил петух.
Конь кликнул гозмана, и тот, кривясь и гримасничая, отдал остывшее тельце Арлекину. Тот засунул её под солому: мясо должно было пройти ферментацию. Зато пигалицу не надо было готовить: через пару часов её плоть приобретала вкус копчёной осетрины.
— Сначала выслушайте… пожалуйста. Я заплачу, — повторила лиса.
Козёл тем временем открыл глаза, в которых читалось какое-то решение.
— Отпидарасить бы тебя оглоблей в мудыхало, пиздуктуктук, — меланхолично заметил кролик. Пупица несколько успокоилась: Роджера, кажется, отпускало. — Контур мне нарисуй, корозалупый неплоёбыш, а чувства свои можешь на ебоньки себе повесить и сплясать вокруг носа вкособлядку, понял?
Септимия Попандопулос выплеснула из себя мутноватую водичку и несколько косточек, с чмоком всосала в себя глазик и целомудренно затворилась от мира сего.