В моей голове бродит легкое подозрение, что конечности у Марико как у осьминога. Ну не могут обычные суставы выворачиваться в обратную сторону.
И сам себе отвечает: — Вижу, тяжелый. Пока ты спал, мы здесь навели порядок. Выговора у тебя нет, а есть благодарность. Зато есть выговор у медиков. За формализм и отсутствие учета факторов реального полета.
Смотрю на таймер и погружаюсь в историю первых лет космонавтики.
В выхлопе двигателя появился вольфрам. О потере герметичности плавильной камеры — ни слова. Может, все не так страшно?
В квартире свет погашен и тишина… Заглядываю в комнаты, бреду на кухню.
Когда просыпаюсь, не сразу понимаю, где я. На мне одеяло, приглушенно, по-домашнему бубнят голоса. Переворачиваюсь на другой бок и вижу мирную картину. Початая (и уже почти пустая) бутылка коньяка, Старик и Вадим ведут беседу «за жизнь».