— А ведь ты себе врешь, девка. Не будь Алексей царевичем — ты бы в его сторону второй раз и не взглянула.
Марфа кивнула, крепко поцеловала сестру в последний раз и принялась прощаться с остальными. Потом она выйдет из терема, потом уже ее будут благословлять и патриарх, и отец… потом. Все потом.
Когда увидел колыбельку с младенцем, когда вошел к Любаве, когда услышал от повитухи, как царица требовала к себе именно Софью, когда увидел руки дочери — с кровавыми синяками.
Последнего выражения, Аввакум, конечно, не знал, но принцип оставался прежним.
Гнев погас, как и не бывало. Софья это затылком почувствовала. Дверь открывалась резко, явно человек, стоящий за ней, был рассержен. Но такая картина…
Миллионы галактик, миллиарды звезд — и кто-то всерьез думает, что творцу есть дело именно до конкретной этой?