Лучшие работники уезжают, ни с кем не попрощавшись, или же погибают так, что не остается тела.
Теперь санаторий, поселок и море оказались в клеточку. Очень красиво.
– Вы юдофоб? – холодно осведомился Фандорин.
– Вы в самом деле желали бы встретиться вновь?
– Вам вроде не положено такие вещи с удовольствием вспоминать, – удивился он.
Вдруг привиделось, что она жива и смеется. Смех у нее был удивительный – как это бывает у очень серьезных, нелегкомысленных людей. Сначала Эраст Петрович думал, что она вообще не умеет смеяться. Но это она еще просто не отошла от страшного потрясения, после которого Фандорин увез ее с собой в Москву, как подранка – бросать ее одну было нельзя. Долго она жила с ним под одной крышей, тихая, как мышка. Потом начала улыбаться, изредка. Однажды рассмеялась – и так, что ему захотелось слышать этот смех как можно чаще. Не так-то легко было этого добиться. Иногда они с Масой составляли целую интригу.