- Еще, - сказал Круглов, чувствуя, как пот скользит по лбу и пропитывает брови и ресницы.
Выпили. Сели. Вспомнил, что другая бабушка говорила ополченцам: "Ребята, у вас такие светлые, чистые лица. Видно, что вы боретесь за идею. Победите. Продолжите дело моего внука. Он так хотел, чтобы Донбасс был свободным!"
Он запихнул наколотое в рот и, жмурясь, зажевал, заворочал щеками. Мясная подлива коричневой кровью выступила на губах.
Через усыпанную щепками и осколками бетона детскую площадку он повел их мимо гнутых газонных оградок, мимо одинокого крестика, скрученного из двух веточек, мимо перевернутых скамеек к просвету между домами.
- Ну, что? - присев, он большой ладонью взъерошил Пашкину макушку. - Не вмерла Украина молодая?
Молчание снова завладевает нами. Я невольно шмыгаю носом. Война -- жестокая, ревнивая стерва...