Появившаяся в комнате Нортиса девушка подобными комплексами не страдала — ее комбинезон был начисто лишен всех украшательств, зато подогнан по фигуре, чисто выстиран и поглажен.
— А мамы нету у меня, сэр, — встрепенулся калека. — Померла. Давно уж…
— Нет, — калека решительно прервал доктора. — Не продается.
Набрав на вирт-экране короткий номер, Рамирес сделал заказ для странного постояльца и постарался выкинуть его из головы. Во внешнем секторе не стоило слишком глубоко лезть в чужие дела — иначе на следующий день ты можешь оказаться валяющимся в гниющей куче мусора с использованным дозером в кулаке. Копы просто поставят обычный для таких случаев диагноз — передоз. Пусть Нортис всего лишь семнадцатилетний пацан, но, глядя на его застывшее спокойное лицо и мертвые визоры имплантата, Рамирес чувствовал, как его начинает бить мелкая дрожь. И еще этот странный полусмех, полувопль…
Большую часть следующего дня Нортис отдыхал. Просто лежал на матрасе и бездумно смотрел в грязный потолок складского помещения, наспех превращенного в жилую комнату. Работали только терминал и браском. Первый отдал все ресурсы для программы поисковика, шерстящей городскую сеть и сохраняющую на жестком диске любую информацию, где упоминалось имя Бассери Сальвати. Браском занимался грубым перебором паролей — изъятый у Игольщика компьютерный хард оказался закодирован. Это уже было более чем странным — с чего бы это обычному татуировщику предпринимать такие меры предосторожности? Чтобы защитить от нескромного взгляда альбомы с татуировками? Или личную коллекцию непристойного видео?
— Гражданин Нортис Вертинский, есть ли у вас вопросы или пожелания? — для протокола спросил робот.