А Матеушу казалось, что он разучился удивляться.
Удивительно ли, что при сих обстоятельствах Бонифаций Сигизмундович, да и сама княгиня Вевельская, не торопились покинуть поместье? И здоровье Себастьяна, каковой был, несомненно, более чем здоров — сердечные раны не в счет — послужило хорошим предлогом для обоих.
…талантлив, этого не отнять. И в воздухе разлился нежный медвяный аромат. Запели птицы, а на туманную тропу ступила темноволосая хрупкая девушка. В белом платье, сшитом из ткани тонкой, полупрозрачной, она гляделась призраком…
— Он замрет, до глубины души пораженный неземною ее красотой…
Он смотрел долго, целую вечность, не замечая боли.
Сидел, пока вода не остыла. И растворившаяся пена осела на стенках ванны серыми грязными хлопьями. Кожа сделалась белой ноздреватой, и Гавел опасался, что если тронет ее, то расползется она под пальцами. Свечи раскалили воздух, и Гавел пил его, горячий, обжигающий, но невероятно сладкий.