— И чего же ты, свет мой, стесняешься? — гулким басом поинтересовался Аврелий Яковлевич, к двери приникая.
Из Цветочного павильона Лизанька выпорхнула.
— А без халата вам было лучше, — заметил он, присаживаясь в кресло.
— Вот! Говорили. А жениться, значит, не хотите. Попользовались и бросили… обесчестив!
— Ты кто? — в нем лишь удивление, верно, все еще выглядит Гавел ничтожной личностью.
— Не волнуйся, крестничек, — Аврелий Яковлевич шел неспешным шагом, опираясь на свою тросточку, сова на которой несколько потемнела. — Людишки — твари боязливые, от каждой тени шарахаться гораздыя…