…не было чуда, только ощущение наготы, хрупкости душевной, исчезло.
Лихослав, напротив, остановился. И Аленка, повиснув на его руке, испустила томный вздох, она глядела снизу вверх, старательно моргая, надеясь, что не слишком-то переиграла… она чувствовала и раздражение спутника, и подспудное его желание Аленку стряхнуть, сунуть ей ее же зонтик, который Лихослав положил на плечо, и сбежать.
— Именно, Себастьянушка… давай-ка присядем… твоя колдовка, она… не просто колдовка… утомился я… скажи, пусть чаю принесут горячего, да сахару поболе… и мед, если есть. Стар я уже стал, Себастьянушка, для таких-то игр.
Газетенка врет, конечно, но репутация страдает-с.
Аленка тряхнула светлой гривой и неохотно признала.
— Не пыталась. Это я… предпринял меры… а она меня канделябром. Дважды.