— Особенно матушка… но она потом передумает и благословит их…
В бане было дымно. И душно. И горячий пар обнял Гавела.
— Какая разница, дорогая моя? Скоро тебя перестанут волновать подобные проблемы… идем…
Один растреклятый раз, на память о котором достались почесуха, заикание и косящий глаз. И если почесуху с заиканием Гавел кое-как изжил, то с глазом и по сей день неладно было. Он задергался, мелко, нервно, предчувствуя неладное.
Дверь в каморку проводника была открыта. А сам проводник отсутствовал, зато на столе, накрытом белоснежной крахмально-хрустящей скатертью, на серебряном подносе, лежали кренделя. Именно такие, о каких Евдокия мечтала.
За Лютика, который и сотворил «Вершину». И за себя, чего уж душой кривить…