— Мог бы просто сказать, — проворчал Лихослав.
А она, дурочка, млеет. Евдокии же хочется кричать от боли, а… она улыбается. Она умеет улыбаться, когда совсем-совсем горько.
— Но вы правы, прекрасная панночка… несомненно, правы…
— Чтоб тебя… — Себастьян сел на пол и, согнувшись, подул на палец. Не то, чтобы было так уж больно, скорее по-детски обидно.
А чем сильней проклятье, тем сложней вязь.
А эльфийскую полукровку оставили. Случайность? Или еще одна деталь чужого плана, который Себастьян к собственному стыду так и не понял.