— Уж прости, дорогой братец, — к счастью, Лишек не выказал удивления. И улыбался старательно. — Ты, конечно, прекрасен… откуда не посмотри… но я больше по женскому полу как-то… привычней оно мне.
Аврелий Яковлевич промолчал. Беседу сию, о богах и власти, о том, кто кому и чего должен, можно было бы вести долго. Но вот подозревал ведьмак, что вышло то время, которое колдовка для разговоров отвела… и Себастьян понял.
— Ох и скользкие у вас ступеньки, панна Клементина! — сказал он, глядя на хозяйку Цветочного павильона снизу вверх, с должной толикой огорчения. — Прям сил нет!
А в Познаньске уже извозчик долго меня по городу катал и цельный сребень, скотина хитроумная, содрать пытался, тогда как работы было на два медня всего! Проторговались цельный час, а он еще сплюнул, обозвавши меня срамным словом, которое девице пристойной знать не полагается, но я все одно знаю, ибо это самое слово вы пользовамши, когда с паном Аврельевым в бостон играть изволили и ему на последнем круге четырнадцатый козырь выпал.
— Рюши — это дурновкусие! — решительно заявила Габрисия и, окинув панночку Белопольскую насмешливым взглядом, передразнила. — Понимаю, что у вас в Подкозельске приличных женщин хоронят исключительно в платьях с рюшами, но здесь — дело иное…
— По-моему, не об этом думать надобно, — Евдокии хотелось огреть будущего родственника сумочкой, благо, нынешний ридикюль получился увесистым, весьма себе пригодным для вразумления. — Нас тут убивают, а он…