Хитрую тварь все-таки выпустил, но лишь затем, чтобы, покопавшись в собственной шерсти, которая была длинной, жесткой и мужественно-всклоченной, вытащил крупную блоху.
Никчемным и… и пустым. Пустота сидела внутри, и из нее сквозило тьмой, с которой не способны были управиться молитвы. Поначалу она надеялась на них, на свет, которым якобы переполнено каждое божье слово, но то ли Богуслава молилась без должного прилежания, то ли наврали ей про свет, но тьма не уходила. И слова, сколько бы их не было произнесено, не заполняли внутреннюю пустоту.
— Позог, — панна Ангелина взмахнула платком. — Бедный мой мальчик… так долго скгывать свои наклонности…
— Хлеба нет, — со вздохом признался Лихослав. — Про хлеб мы как-то не подумали, но можем остановиться и…
Оттого и спешила сама свою судьбу сладить.
Карезмийка, устроившись на полу, тяжко вздохнула…