– Я имперский рыцарь, – пояснил фон Зайденберг хмуро. – И клятву, данную при посвящении, помню ежедневно, ежечасно. «Веруй всему, чему учит Святая церковь, исполняй ее повеления: защищай ее, с тем вместе уважай слабого, будь защитником его, защитником вдов, сирот, всякого немощного». В этом клянется рыцарь, обретая цепь и меч. Тебе неоткуда это знать, и сие простительно.
– И раз уж так вышло – он обязан был научить и нас выжить в нем.
– Ты принял постриг во вторую годовщину завершения Хамельнского дела, – уже серьезно отозвался Курт, мимовольно скосив взгляд на деревянные четки, перевешенные через свое запястье. – А тот день я до смерти не забуду. Вижу, не забыл и ты; не станешь же ты отрицать, что именно отец Юрген и подви2 г тебя принять это решение окончательно?
В. Сын мой, здесь не тебе положено задавать вопросы. Кажется, ты все еще не понял, насколько серьезна ситуация.
– Ты думаешь… – тонко прошептала Мария Дишер, прижавшаяся к стене, – ты думаешь… она что-то сделала с собой? Чтобы волку не попасться?
– Волка своего приятеля-охотника. Ручного, но все равно дикого, который жаждет крови. Ты прирезал его?