– Ну так блесни, – предложил Бруно недовольно. – Что, по-твоему, волнует Макса, кроме тяжело протекающей простуды, и Амалию – кроме его состояния?
– Дюжина зарядов, Бруно. Это весь мой запас, помнишь? Один утащил в себе тот, из конюшни; теперь одиннадцать. Если промажу – выйти и подобрать их мы не сможем, даже днем: в таком снегу их найдут только весной. Если попаду, но лишь раню – заряды точно так же сгинут: раненые убегут с ними в теле. Кроме того, для них мои стрелы – что для меня спицы… Мой арбалет – на крайние случаи.
В. Тогда кто и за что может пожелать оклеветать тебя?
– Умолкни, Феликс, или я выпровожу тебя проповедовать псоглавцам! – потребовал Ван Ален устало. – Если я и соберусь молиться, то уж не под твоим водительством. Эй, монашьи ваши души, господа следователи, а что в вашем арсенале? Это ведь ваша привилегия – поминать Господа Бога к месту и не к месту, а уж тем паче в особых случаях; полагаю, в свете специфики вашей работы есть и что-то подходящее. Так изреките что-нибудь более жизнерадостное, нежели воззвания нашего новоявленного праведника.
– Abi sis. Куда нам спешить? Наслаждайся бездельем; хороший повод.
– Что там? – опасливо уточнил трактирщик; Курт отмахнулся, молча повелев не лезть, и взбежал по лестнице к бойницам, так же прижавшись к стене и выглянув наружу.