, — протягивает Сашка. — Азамат, так это что, правда ныне живущие на Муданге звери?
Меж тем, дети, обступившие нас, в отличие от Гхана, услышали про гостинцы и зашептались. Они более — менее всех возрастов, самых маленьких старшие держат на руках. Одеты они странно: поверх лохмотьев навроде тех, что были на Кире, напялены яркие новые куртки и утеплённые штаны, многие не застёгнутые и с болтающимися бирками. Обувь на всех старая, жуткая и залатанная. Кир, сам в своей кислотной куртке, обменивается с несколькими из старших кривыми улыбками. Ему явно неуютно среди бывших однокашников теперь, когда он чей — то, а остальные по — прежнему ничьи.
Впихиваю Кира в кресло, сама сажусь напротив.
Но я послушно повторяю. То, что я слышу, очень похоже на то, что мне надо сказать, а повторять со слуха всё — таки гораздо проще, чем разбирать мои каракули. С первой же попытки мне удаётся, я вижу какие — то изменения и так радуюсь, что чуть не забываю, что это ещё не конец…
— Как ты мыслишь вообще?! Возвращайся в реальность, ау, милый! Мне тебя очень не хватает!
— На интересное, — заговорщицки подмигивает Ирлик. — Я бы и сам скатался, но дела. А суть вы ему по дороге объясните, я в этом не очень шарю. Но он покладистый. А кого ещё берёшь, Ахмад — хон?