Утром он не стал будить Санду, оставив ее спать в постели. Нед проснулся так, как будто кто-то толкнул его в плечо, как-то сразу – вот сейчас спал и уже не спит. Привычка. Армейская привычка просыпаться за несколько минут до подъема.
Толпа мальчишек, лет по восемь-десять, бурным потоком хлынула к Неду, вырвала у него сумку и, как весенний поток сухую щепку, поволокла ее в школу.
Калитка с визгом, но осторожно раскрылась, будто тот, кто открывал, боялся, что она упадет с петель. В проеме появилась женщина – абсолютно седая, но одетая как на выход в свет – строгое платье, шляпка, туфли. Присмотревшись, Нед увидел – все довольно старое, слегка выцветшее, как будто эти вещи много раз стирали. Однако женщина была очень элегантна, и видно, что когда-то была красавицей. Нед хотел послушать ее мысли, но передумал. Что он может услышать такого, что нужно ему? А забивать себе голову старушечьими мыслями о болезнях и домашней суете было глупо.
Шагать было приятно. Красивые каменные дома, беготня людей, стремящихся по своим, очень важным делам. Вывески лавок, ярко раскрашенные и исписанные надписями, простыми и с различными вычурными завитушками.
Нет, дошли нормально и пристроились в очередь из таких же страдальцев, уткнувшуюся в белую дверь лекарской, на которой был грубо нарисован знак лекарей – мужик в белой рясе, простирающий руки над лежачим больным.
Наконец капитан стал злиться, покраснел и, как ни казалось это невозможным, еще увеличил темп.