— И вам здоровья, господин атаман, — отозвался Мишка.
Сидя под дверью сарая, Мишка перебирал пальцами верёвку, к которой была привязана завёрнутая в кусок рогожи гайка. Не четки, конечно, но по сельской местности сойдёт. Толстое полено, на которое он положил свёрнутую вчетверо овечью шкуру, было поставлено так, чтобы любой заглянувший в сарай не сразу его увидел. В том, что посетители будут, он почему-то был абсолютно уверен.
Потом, одним плавным движением протиснувшись в небольшое отверстие, она ловко спрыгнула на полку, с неё на пол и, выгнув спинку дугой, воинственно чирикнула.
Подобные люди понимают только одно. Силу. Не важно какую. Физическую, моральную или финансовую. Они готовы гнуться перед тем, кто сильнее, но никогда не уступят тому, кто слабее, даже из жалости. Он будет рвать до тех пор, пока жертва не околеет. В общем, тут придётся бить так, чтобы кровь веером летела. Или уходить от боя. Совсем. Это не трусость. Это трезвый расчёт. Слишком уж весовые категории у них разные. Что ни говори, а купец первой гильдии, имеющий на официальном счету миллион рублей, это не просто прохожий.
— А что тебе до той войны? — вдруг последовал вопрос. — Ты не солдат, не полицейский. Крестьянин. Ну, охотник хороший. И всё. И чего тебе до той войны? Чего полез? — возмутилась Глафира, явно начиная заводиться.
Толпа одобрительно зашумела, а Миша, украдкой переведя дух, принялся проталкиваться к воротам. Здесь ему делать больше было нечего. А после высказываний майора необходимости оставаться в штабе он вообще больше не видел. Те бумаги, что лежали в его сумке, парень предпочёл отдать уряднику. Ловко проскользнув к выходу, Мишка уже хотел ввинтиться в толпу, чтобы исчезнуть с глаз, когда вдруг народ раздался в стороны и седые, кряжистые мужики, отцы семейств, не боявшиеся ни погоды, ни зверья, начали снимать шапки, кланяясь ему в пояс.