— А я с ним и не ссорился, — усмехнулся урядник. — Это вы ему жизни не давали, а я только винился да каялся. Да и бесполезно это теперь. Уехал он. К казакам уехал. В станицу. Так что теперь и пушнина от хантов, и воск, и дичина всякая только их купцам уйдёт. Да и золотишко, что он иногда с хунхузов снимает, тоже туда отправится, — закончил толстяк и, вздохнув, обречённо махнул огромной лапой. — Дураки вы, господа купечество. Под одного прогнулись, а собственную выгоду прозевали, — добил он собравшихся, выходя из зала.