— Я занят, приходите через месяц, — рявкнул Ожеховский, не поднимая глаз и продолжая ковыряться в каком-то причудливом аппарате. Был ли этот прибор каким-то продвинутым инструментом или же конечным продуктом, понять было совершенно невозможно.
Щебёнка противно хрустела под ногами. Пути постоянно сливались и разбегались; по сторонам бесконечно тянулись товарные вагоны, а в редких разрывах между ними виднелись лишь однообразные грязные пакгаузы красного кирпича. Когда мы, наконец, добрались до нужного тупика, у меня уже начало складываться впечатление, что если мы ещё и не дошли до Итиля, то как минимум, полдороги к нему уже одолели.
— Значит так, Семён, и ты, Матвей, — начал я, приняв, наконец, решение. — Завтра вы явитесь на завод как обычно, на проходной доложитесь охране и будете там ждать Антона Кельмина. Карточки ваши будут у него, он и назначит наказание. А теперь поднялись и пошли вон отсюда.
— А почему не Стефа Ренская, например? — предложил я. — Хороший выбор, по-моему.
— Этот длинный хвост будет твоим, серый друг, когда мы вернёмся сюда, — пообещал я, и почувствовал в ответ волну радости.
К трапу она подошла вовремя — пассажиры уже сходили с платформы подъёмника. Сам купец, легко определяемый по солидному животу, был пьян до изумления и смотрел на окружающий мир мутными глазами, плохо осознавая обстановку вокруг. Приказчик был по чину тощ и сравнительно трезв — точнее, он был тоже изрядно пьян, но всё же не настолько, чтобы совсем утратить контакт с реальностью. Судя по всему, пассажиры как следует отпраздновали удачную сделку, но немного увлеклись, а горячий летний воздух совсем не способствует протрезвлению.